Главная > Журнал "Морское наследие" > Русские жертвы и свидетели "величайшей трагедии на море"

Журнал "Морское наследие"

Русские жертвы и свидетели "величайшей трагедии на море"

03.05.2017

24 апреля (7 мая) 1915 года у берегов Ирландии английский лайнер «Лузитания» судоходной компании «Кунардлайн» был торпедирован немецкой подводной лодкой U-20 и затонул за 18 минут. Из 1 959 пассажиров и членов команды, находившихся на борту, погибли 1 198 (включая трех германских безбилетников, обнаруженных в самом начале рейса). Из 33 младенцев спасти удалось лишь шестерых. Тела около 600 пассажиров так и не были найдены. Среди погибших было 123 американца.[1]

Если в английских и американских газетах сообщение о катастрофе появилось в тот же день, то русские читатели узнали о ней только двое суток спустя – 26 апреля (9 мая).

 

 

Германские подводные лодки в базе (Киль). Второй корпус слева – U-20. 1914 г.

 

Специальный раздел «Иностранные телеграммы» первым информировал читателей о новостях, связанных с катастрофой. В первые дни в большинстве газет даже существовали специальные рубрики под заголовком «К гибели “Лузитании”», «Потопление “Лузитании”» и т. п., в которых содержалась подборка телеграмм на данную тему. Телеграммы являлись источником для аналитических статей, в которых позиция той или иной газеты была выражена наиболее подробно и ярко. Авторами таких статей были ведущие журналисты, входившие в редакционный совет конкретного издания.

Известие о потоплении «Лузитании» вызвало взрыв негодования в русской печати. В первые дни после катастрофы почти все основные российские издания посвятили этой новости обширные статьи.

 

Заголовки иностранных газет с сообщением о гибели «Лузитании»

 

«Речь» писала, что с первых дней войны, со времени нарушения бельгийского нейтралитета, разрушения Лувена, бомбардировки Реймского собора, поведение германцев не вызывало такого «общего и единодушного движения омерзения и негодования»: «При этом, очевидно, намерение Германии – произвести впечатление неумолимой и грозной силы – не только не будет достигнуто, но лишь приведет к обратному, подкрепив союзников в сознании необходимости покончить с врагом и вызвав на сцену новых противников среднеевропейского союза».[2]

«Новое время» в статье «Зверь из бездны» утверждало, что немцы потоплением «беззащитной “Лузитании”», полной женщин и детей, дошли до тех пределов жестокости, когда ничто уже не может ее объяснить: «Нужно быть человеком другой культуры, другого совершенно мира, чтобы радоваться при виде утопающих детей и женщин, застигнутых врасплох среди океана, выброшенных из своих роскошных кают в холодные воды, цепляющихся за жизнь!»

 

Гибель «Лузитании». Худ. Т. Хеми

 

В этой же статье потопление «Лузитании» сравнивалось с гибелью немецкого крейсера «Блюхер» во время боя в Северном море: «На борту опрокидывающегося судна («Блюхера» – Д.Б.) собралась толпа обезумевших людей, бросающихся в воду, чтобы не уйти вместе с кораблем на дно морское. Жуткое чувство охватывает вас при виде этой картины. Но то бой, безжалостный, который должен был окончиться гибелью одного из противников. Люди заведомо знали, на что они идут, и долг их присяги все время напоминал им, что смерть подстерегает их везде.

Здесь роскошный пароход, негодный даже для перевозки товаров (? – Д.Б.), полный мирных пассажиров, их жен и детей, и вдруг все это по желанию Вильгельма, который не замедлит пожаловать награду своему верному слуге, должно гибнуть, метаться в панике на глазах у спокойного чудовища, внутри которого сидят люди, у которых ведь должны быть близкие, дети, матери».[3]

«Петроградский курьер» по «аналогии контраста» вспоминал гибель «Титаника»:

«Там люди, ни в чем неповинные, пали жертвой стихийных сил природы и даже в своей гибели проявлением величайшего героизма сумели усилить преклонение перед величием человеческого духа.

Здесь гибель – от злой воли людской, при помощи средств, созданных человеческим разумом – и в этом гнусном немецком деле заключается высшее поругание духа человеческого. Если этого хотели германцы, то они этого достигли. Но ничто не проходит безнаказанно. Неудержимая ненависть германцев к миру влечет их и подлинно к столкновению с миром. В их преступлениях – зачатки будущего наказания».[4]

В «Биржевых ведомостях» также проводилось сопоставление с катастрофой «Титаника»:

«Если с внешней стороны сравнение это уместно, какая полярность во внутренней сути! “Титаник” натолкнулся на бессмысленную ледяную глыбу, “Лузитания” – на осмысленный шедевр культуры; гибель “Титаника” проявила высшие качества человечества, гибель “Лузитании” – низшие. Путь от “Титаника” к “Лузитании” – путь от неба к аду».[5]

 

Рыбаки из Лиса пришли на помощь пассажирам «Лузитании». Leece Museum Collection

 

Ст. Иванович в газете «День» признавал, что ни разу за девять с половиной месяцев войны «бездна одичания не раскрывалась в такой ужасной форме», как при уничтожении «Лузитании», и что Германия довела террор до «совершенства точно действующего механизма»:

«Германия идет по избранному ею пути, не оглядываясь, и, если для успеха идей Круппа нужно будет срыть Страсбургский собор, пусть останутся только лаборатории взрывчатых веществ, пушечные и патронные заводы, амуниционные и консервные фабрики; все, что не нужно для войны, может погибнуть: не только принципы, не только мораль, право и другие лишь умопостигаемые вещи, но и прочие более осязаемые блага, за исключением военной индустрии в широком смысле этого слова».[6]

Дионео в «Русских ведомостях», размышляя о «ликованиях» в Германии, приходил к выводу, что «перед нами – ярко выраженная картина морального помешательства, охватившего целый народ.

Пройдут месяцы или годы – и мир снова установится. В зависимости от экономических факторов наладятся снова кое-как отношения между народами. И вот невольно зарождается вопрос: неужели и после этой войны профессора будут подниматься на кафедры и читать лекции о том, что есть международное право, слагающееся из норм юридических? Будут ли эти профессора немцы? Какими примерами они будут иллюстрировать свои тезисы? Не “Лузитанией” ли?».[7]

«Биржевые ведомости» в статье «Наследник Аттилы», констатируя, что «тевтонские варварства» перестали уже вызывать хотя бы «минутное оцепенение в наших нервах» и «мы умеем теперь встречать их со стиснутыми зубами», предполагали, что это самообладание, по-видимому, преломляется в сознании Вильгельма («нового Калигулы»), как признак того, что народы уже притерпелись к прежним формам его жестокости и они [варварства] потеряли устрашающую силу: «И вот он неутомимо изобретает новые, еще более безудержные формы, все еще веря, что ему удастся, в конце концов, найти тот предел жестокости, который парализует дальнейшее сопротивление тевтонской тирании».[8]

 

«По-настоящему я начал восхищаться тобой, когда ты провернул это дельце с “Лузитанией”…» Британский пропагандистский плакат

 

Ф.Ф. Кокошкин в статье «Холодное чудовище» связывал потопление германцами «Лузитании» с теорией борьбы на «крепость нервов» – Германия хочет бить по нервам своих противников, – и приводил эпизод из романа Виктора Гюго: «На корабле во время бури сорвавшаяся со своего места пушка катается по палубе и давит пытающихся остановить ее людей. Воинствующий германизм похож на эту пушку. Это – чудовищная, бездушная и в своем бездушии более, чем человек, свирепая машина, сорвавшаяся с правовых и моральных скреп. Это – то “самое холодное из всех холодных чудовищ”, о котором с ужасом и отвращением говорил Ницше».[9]

Особого внимания заслуживают материалы, содержащие воспоминания и впечатления подданных Российской империи. Иногда они появлялисьна страницах газет спустя недели и даже месяцы после катастрофы, по мере прибытия участников рейса в Россию.

В последнем рейсе «Лузитании» приняли участие 72 подданных Российской империи, включая четырех финнов. Из них трое мужчин путешествовали во втором классе, 67 мужчин и одна женщина (финка) – в третьем классе, один финн был в составе команды. Спаслись: два пассажира второго класса, 25 пассажиров третьего класса, включая финскую пассажирку, всего – 27 человек.Погибли: один пассажир второго класса, 43 пассажира третьего класса и финский член команды, всего – 45 человек.[10]

 

Посадка в шлюпки пассажиров тонущей «Лузитании» Ioannis Georgiou Collection

 

26 апреля газеты сообщили первую статистику по погибшим русским пассажирам: среди них значились все три пассажира второго класса, 60 пассажиров третьего класса (включая одного финна).[11] 27 апреля корреспондент «Речи» Е. Дмитриев информировал, что на пароходе было 59 русских подданных, половина из них погибла. Наконец, 29 апреля «Русские ведомости» назвали еще одну цифру – 62 русских на «Лузитании».

В трудах Чрезвычайной следственной комиссии[12] указано, что из находившихся на пароходе 82 русских пассажиров удалось спастись только 20. В их числе были: Яков Самсонов Шкредов, Иван Григорьев Мазурок, Антон Игнатьев Гришкевич, Иван Федоров Тарасевич, Егор Юнчик, Денис Баженов и Филипп Баженов[13].

14 мая «Речь» сообщила о спасшемся русском подданном Самуиле Рамовиче[14]. Он возвращался из Америки с запасами медицинских средств, приобретенных для устроенного им в Париже госпиталя; весь его багаж погиб.

29 июня «Русские ведомости» написали о возвратившемся из Америки в Пинск местном крестьянине Юрчике[15], совершавшем переезд через океан на «Лузитании».

По информации газеты, вслед за взрывом парохода Юрчик вылетел за борт. Охватив руками доску, он продержался на поверхности воды четыре часа, а затем впал в бессознательное состояние. Рассказы Юрчика о последних минутах лайнера «полны неподдающегося описанию ужаса. Тысячи мужчин, женщин и детей в безумном страхе метались по палубе и бросались в шлюпки и воду с душераздирающими криками о спасении. Пароход продержался на воде 5 минут…».

Журналист «Русского слова» А. Кааран в начале мая беседовал в Кристиании с 19 русскими пассажирами погибшей «Лузитании», прибывшими туда проездом в Россию. Большинство из них были чернорабочими, ремесленниками из Саратовской, Киевской и западных губерний, все холостые. Вместе с ними, по информации А. Каарана, была также «финляндка с двумя мальчиками»[16].

 

«Аллегорический рисунок» художника С.В. Животовского «Кайзер при гибели “Лузитании”». Огонёк. 1915, № 19

 

 

Покинули они Америку вследствие безработицы, об опасности поездки не подозревали, предостережения немецкого посольства в американских газетах не читали и вообще о нем ничего не слышали. На пароходе чувствовали они себя прекрасно. Далее А. Каараном приводились воспоминания трех из них:

«Была хорошая погода, и мы только что пообедали и собрались все на палубе. Уже виднелся берег, и мы задумали сыграть в карты. Я спустился за картами в каюту. Вдруг раздался оглушительный треск. Пароход накренился и остановился. Я думал, что мы сели на мель, и спокойно поднимаюсь на палубу. Тут я увидал невообразимую суматоху. Суетились и бегали дети, кричали женщины, многие из них бились в истерике или лежали без чувств. Команда успокаивала пассажиров, утверждая, что пароход получил небольшую пробоину, которую быстро заделают. Паника немного улеглась, а между тем нос пароходавсе более и более поднимался в воздух.[17] Стали спускать шлюпки. Большинство гибнувших пассажиров бросилось на корму, спускаясь к шлюпкам по канатам. Вскоре все лодки переполнились. Не надеясь попасть в шлюпку, я сбросил с себя всю одежду, кроме тельной фуфайки, прыгнул в воду и ухватился за плавающий бочонок. Так я продержался в воде около трех часов, пока меня не подобрали».

«Мне посчастливилось попасть в шлюпку. Нас было там человек шестьдесят, но матросов и весел не было, и мы только кружились. Когда пароход стало втягивать в воду, шлюпка перевернулась – и мы все попадали в воду. Полуодетый – сапоги и верхнее платье я снял заранее, – я высвободился из-под лодки, ухватился за край ее и сел верхом на киль, подобрал еще нескольких тонувших».

«Спустившись по канату, я ухватился за бревно и несколько досок. Ко мне в этот момент подплыл какой-то англичанин. Говорить он уже не мог и только знаками умолял о помощи. Я подложил ему под голову одну из своих досок. Он как будто очнулся, что-то невнятно произнес, но вскоре я потерял его из виду».

По свидетельству журналиста, многие из его собеседников ничего не помнили: они пришли в себя только на спасательном пароходе. Никто из них подводной лодки не видел и не слышал второго взрыва.

 

«Возьми меч правосудия». Британский пропагандистский плакат

 

О радушном и теплом приеме, оказанном им в Англии, спасенные рассказывали «с умилением и со слезами на глазах»: «Дай Бог здоровья англикам. Они нас одели, обули, кое-чем снабдили. Многие с себя пальто сняли и нам отдали».[18]

13 мая «Биржевые ведомости» сообщили о прибывших в Петроград девяти спасенных, которые направлялись в Россию из Нью-Йорка и Чикаго как запасные и подлежащие очередному призыву[19].

Один из них, уже упоминавшийся нами Иван Тарасевич, вспоминал о моменте взрыва торпеды: «Это случилось как раз тогда, когда большинство пассажиров стало выносить свой багаж из кают на верхние палубы, ибо капитан парохода сообщил, что мы в 6-ти часах езды от Ливерпуля».

Спасшиеся рассказали, что на «Лузитании»был удвоенный комплект спасательных шлюпок и значительное количество «пробковых шаров, поясов и курток»,«но катастрофа вызвала такой переполох, что о спасательных приборах и шлюпках почти забыли. В ужасе люди метались, цепко хватались друг за друга и в сутолоке невольно швыряли друг друга в воду. Спасательные шлюпки были прикреплены очень высоко и при снятии от силы толчка о палубу разбивались. <…> Роль спасательных шлюпок сыграли бочонки с маслом, которые находились в трюме, плетеные кресла и другие предметы».

Еще один из выживших, Баженов, вспоминал: «Каким-то чудом я доплыл до спасательной лодки, причем за меня цеплялись чуть ли не 5–6 человек, беспомощных, моливших о спасении».

Иван Тарасевич: «…я видел, как одна дама с ребенком в отчаянии бросилась в воду и стала медленно тонуть. Как теперь вижу двух женщин, цепко ухватившихся за бревно, отколовшееся от борта парохода, и моливших о спасении. Их вместе с сотнями других жертв засосала образовавшаяся воронка воды».

По словам спасенных, было немало тяжелых сцен, когда люди кидали менее сильных в воду и «через трупы бросались на плавающие обломки»; у двух пассажиров 3-го класса случился разрыв сердца.

Иван Мазурок: «Три часа мы барахтались в воде. В пробковой куртке, держась на поверхности воды, я плыл по течению, хватаясь за каждый обломок, за каждую плавающую бочку, за кресла. Ноги и руки совершенно окоченели и отказывались служить. Крики о помощи раздавались со всех сторон».[20]

О прибытии в Ливерпуль российские подданные рассказали следующее: «Большинство из нас по состоянию своего здоровья не имели сил сойти сами с парохода. Стоявшие у пристани английские солдаты на руках пронесли нас по главным улицам Ливерпуля, демонстрируя жертвы германской жестокости. Обычно тихий Ливерпуль при появлении жертв “Лузитании” сразу преобразился. В честь русских, спасшихся при потоплении “Лузитании”, в день нашего приезда состоялось несколько манифестаций с английскими и русскими флагами. Возмущенная толпа разгромила в Ливерпуле 150 магазинов, принадлежащих немцам. Разгром немецких предприятий продолжался и на следующий день».

 

Разгром магазинов с немецкими названиями после известия о гибели «Лузитании». Eric Sauder Collection

 

Самый подробный рассказ о последнем рейсе «Лузитании» принадлежит 37-летнему Юдко Бланкману[21] из г. Бердичева, опубликованный в «Русском слове» 24 мая. Его очерк, озаглавленный «Гибель “Лузитании”. Рассказ очевидца», по выражению «Русского слова», «потрясает своим трагизмом»:

«Выехал я из Нью-Йорка 1 мая нового стиля.<…>Я не слышал о предупреждении германцев, и в нашем отделении 3-го класса об этом не было никаких разговоров. Во время пути никаких инцидентов и приключений с нами не было. Мы обратили внимание только на то, что “Лузитания” идет очень медленно, делая в час не более 17 узлов, в то время как обыкновенно она делала 24 узла. Впоследствии в госпитале я узнал, что капитан решил уменьшить ход, дыбы обмануть бдительность немцев.[22] По расписанию, “Лузитания” должна была появиться в Северном море,[23] у берегов Англии, в четверг утром. На самом деле “Лузитания” вошла в Северное море утром в субботу. Капитан рассчитывал, что немецкие подводные лодки будут ждать “Лузитанию” в четверг и пятницу и, не встретив ее, предположат, что пароход счастливо проскользнул. Но немцы оказались хитрее. В субботу, 6 мая,[24] около 2 часов дня, после завтрака, я уснул в своей каюте. Проснулся я от страшного толчка. В то время я ничего не понял. Мне пришел в голову случай с “Титаником”, и я подумал, что с нашим пароходом произошло какое-то несчастье. В каюте было темно. Я бросился к электрической кнопке, но лампочка не зажигалась. Надо мной были слышны свистки, крики и топот сотни людей. Плач женщин и детей смешивался с ревом сирен. Я понял, что произошло что-то страшное. Первой моей мыслью было взять самые нужные для меня вещи и бежать на палубу. Я вспомнил, что в ящике стола лежат деньги, которые я добыл долгим, упорным трудом и которые вез своей семье, находящейся в Киеве, – всего 1 200 долларов[25], но, вероятно, вследствие волнения и ужаса, я не мог найти ключа в своих карманах и решил бросить деньги и искать спасения. Захватив лежавшие в моей каюте 4 спасательных пояса, я стремглав бросился на палубу. С трудом мне удалось открыть дверь, которая оказалась заваленной какими-то обломками.

 

Страничка с фотографией Юдко Бланкмана и его показаниями для "Высочайше учрежденной чрезвычайной следственной комиссии для расследования нарушений законов и обычаев войны австро-венгерскими и германскими войсками", Российская национальная библиотека

 

Я почувствовал, что пароход кренится. На палубе в это время творилось нечто неописуемое. Яркое солнце освещало пароход и около тысячи обезумевших людей, метавшихся с одного борта на другой. Команда, по-видимому, растерялась, несмотря на то, что капитан стоял на мостике и до последней минуты отдавал властным голосом свои приказания. Замешательство публики и некоторая растерянность команды, мне кажется, сыграли роковую роль в напрасной гибели сотен людей. Пассажиры бросились к спасательным шлюпкам. Но шлюпки спускали не по двум блокам, а отвязали только один, и шлюпки вместе с людьми опускались в воду вертикально. Люди падали в море, а лодки, наткнувшись на них, разбивали несчастным головы.

Держа в руках четыре пояса, я стоял на корме и не знал, на что решиться. Я вспомнил в эту минуту, как, после гибели “Титаника”, газеты указывали, что в случае кораблекрушения необходимо до конца сохранять присутствие духа и бросаться с парохода в воду возможно дальше от борта. Это наставление я помнил очень хорошо.

Плаваю я отлично. И вот, надев на себя спасательный пояс, я три других предложил какой-то семье. Около меня стоял молодой американец из 1-го класса. Он многих утешал, успокаивал, стараясь всех ободрить. И уже впоследствии в госпитале, увидев случайно портрет миллиардера Вандербильта, я узнал этого молодого человека. Фигура и лицо его до сих пор стоят перед моими глазами. Вандербильт отдал свой спасательный пояс. Я помню, как он бросился в воду, но что было с ним потом – не знаю. В это время каждый думал только о себе.

 

Гибель «Лузитании». Худ. Н. Вилкинсон. The Illustrated London News, May 15, 1915

 

Между тем, “Лузитания” погружалась все больше и больше. Неожиданно раздался второй ужасный взрыв паровых котлов. В воздух полетели трубы, куски железа, все обволокло дымом. В этот момент я, зажмурив глаза, головой вниз бросился в воду. На мне был спасательный пояс. Я великолепно все понимал и помню все до мельчайших подробностей. Никогда не забуду того ощущения, какое я испытал, когда не мог выбраться из пучины. Все мои попытки поднять из воды голову были напрасны. Каждый раз голова моя ударялась об острые концы железа, бревна и лодки. Видимо, я попал под обломки погибшей “Лузитании” и долго не мог из-под них выбраться.

Сколько времени я находился под водой – сказать не могу. Мне казалось, что прошла целая вечность. Когда я очутился на поверхности воды, “Лузитания” исчезла, а кругом на огромном пространстве плавали сотни людей, оглашая море душу раздирающими криками.

В верхнем кармане жилета я нащупал часы. Они не останавливались и продолжали тикать. Пояс держал меня на воде отлично, так что корпус мой почти наполовину находился над уровнем воды. Я заметил какую-то палку и, держась за нее, поплыл, расчищая себе путь среди обломков. Вдали, приблизительно верстах в тридцати, видны были неясные очертания берегов Англии.

Солнце грело вовсю, а в воде было страшно холодно. Впереди меня я заметил группу человек в 15, которая выбивалась из сил около лодки, обтянутой тентом. Когда им, наконец, удавалось взобраться на лодку, она переворачивалась, и несчастные снова падали в воду. Тут были и женщины, державшие у груди детей.

Не забуду одной картины. Какой-то господин плыл рядом со мною, держа на руках сыночка. Мальчик окоченел от холода, отец выбился из сил. На несколько минут ему удалось устроить сына на обломках корабля, но едва он переводил дыхание, как мальчик снова сваливался с обломка. Я видел, как у несчастного ребенка показалась изо рта кровавая пена. Мальчик был весь изранен. Вскоре он потерял сознание и посинел. Отец обезумел. Взобравшись с трудом на какой-то большой обломок, он взял сына на руки, подержал его несколько секунд и потом с диким хохотом далеко отшвырнул его в море и, оскалив на меня зубы, начал смеяться безумным смехом.

Я тоже стал смеяться, но вовремя сдержал себя. Я чувствовал, что если буду продолжать смеяться, то перестану владеть собою и погибну. А так еще теплилась какая-то надежда на спасение.

Плыву дальше, и новая картина ужаса. Женщина с разметавшимися волосами, вся обнаженная, стояла в лодке и багром била всех, кто пытался взобраться в ее убежище. От этой лодки неслись дикие проклятия и ругань.

Какая громадная разница в отношении пассажиров между собою в момент катастрофы и впоследствии в воде! Я старался быть в стороне от этих групп безумных людей, которые цеплялись друг за друга, боролись, хватались руками один за другого, выбивались из сил и, в конце концов, гибли.

Мало-помалу я почувствовал, что и мне приходит конец. Силы мои иссякли. Плавать я больше не мог. Каким-то образом палка, которую я подобрал, оказалась в моих зубах. Я старался освободиться от нее, но разжать челюсти не мог – они точно окоченели. Затем начались галлюцинации. Мне казалось, что я перед собою вижу парусную шхуну, а на ней – машущих людей. Затем другая картина явилась перед моими глазами. Мелькали какие-то сады, какие-то люди, затем все исчезло, и больше ничего не помню.

 

Шлюпки «Лузитании» со спасенными пассажирами в Квинстауне. Май 1915. The Times

 

Очнулся я, но ненадолго, в рыбачьей лодке. Помню, что мне дали папиросу, и что я был покрыт какой-то дамской кофтой. Затем я опять забылся и пришел в себя уже в госпитале. В первый день после прихода моего в сознание ко мне явились какие-то английские чиновники и сняли с меня подробный допрос при свидетелях. Я рассказал все, что видел, и клятвенно подтвердил, что на “Лузитании” не было ни солдат, ни оружия, ни пушек. В госпитале ко мне относились прекрасно. Благодаря хорошему уходу, я через неделю почти совершенно оправился, но спина и руки ноют еще до сих пор. Затем меня перевезли в Лондон. Там во мне принял горячее участие русский консул, дал мне денег на проезд в Россию и выдал мне паспорт, так как все вещи и документы я потерял на “Лузитании”.

Из Лондона я отправился в Петроград. Со мною были все мои вещи, которые были со мною в воде: палка, жилет, галстук, часы и тросточка, которую, как мне рассказали в госпитале, рыбаки с трудом вынули у меня изо рта, поранив мне при этом основательно зубы. Эти вещи я храню, как святыню, но мне не повезло. В Финляндии, на одной из станций, я забыл палку, и до сих пор не могу простить себе своей рассеянности.

 

Похороны погибших пассажиров «Лузитании» в Квинстауне. Май 1915. The Times

 

По приезде в Петроград я был вызван в министерство иностранных дел, где с меня вторично был снят допрос. Меня расспрашивали, главным образом, о том, было ли на “Лузитании” оружие.

Теперь я еду в Киев, к своей семье, а через два года опять возвращусь в Нью-Йорк, где у меня осталось фруктовое дело. Перед отъездом я сдал его на два года, рассчитывая на вырученные деньги прожить это время».

 

Гибель «Лузитании» оказалась в эпицентре внимания мировой общественности и повлекла серьезные изменения в политике ведущих мировых держав, в первую очередь правительства Соединенных Штатов Америки.

Такой же сильный общественный резонанс вызвало это событие в России.Несколько месяцев история «Лузитании» занимала первые полосы крупнейших газет и журналов. Ей удалось оттеснить на второй план даже такое важное мировое событие, как вступление Италии в войну на стороне Антанты.

Повышенное внимание к «делу “Лузитании”» объяснялось многими причинами, главными из которых, на наш взгляд, были следующие:

– во-первых, трагическая гибель суднабыла воспринята русскими публицистами как наглядное подтверждение жестокой военной политики «кровавого кайзера», один из примеров «немецких зверств», и активно использовалась прессой в формировании образа врага;

– во-вторых, на лайнере находились более 70 подданных Российской империи, большая часть которых погибла. Естественно, что их судьба не могла не привлечь внимания журналистов;

– в-третьих, это событие, прозорливо оценивалось отечественной печатью как один из факторов, способствующих скорейшему вступлению США в войну на стороне стран Антанты.

Что касается формирования образа врага – легко увидеть что многие приемы информационной войны, обретшей в наши дни невиданный ранее масштаб и разнообразие форм, были освоены задолго до этого и, в первую очередь, «демократической» и «свободной» прессой Запада.

 

 

Кандидат исторических наук, специалист Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры (Санкт-Петербург)

Дмитрий Сергеевич Брыков

 

[1] Larson E. Dead wake. The last crossing of the Lusitania: Doubleday, 2015.P. 300.

[2] Речь. 1915.27 апреля.

[3] Новое время. 1915.26 апреля.

[4] Петроградский курьер. 1915.26 апреля.

[5] Биржевые ведомости. 1915.28 апреля.

[6] День. 1915.26 апреля.

[7] Русские ведомости. 1915.14 мая (статья датирована 28 апреля).

[8] Биржевые ведомости. 1915.26 апреля.

[9] Русские ведомости. 1915.26 апреля.

[10]LaytonJ. Kent.Lusitania. An Allustrated Biography: Amberley, 2015.

[11] Речь. 1915.26 апреля; Русское слово. 1915.26 апреля; Русские ведомости. 1915.26 апреля.

[12] Высочайше учрежденная чрезвычайная следственная комиссия [для расследования нарушений законов и обычаев войны австро-венгерскими и германскими войсками]. Выпуск 1, 4. Петроград, 1916.

[13]Shkredoff, Jacob, 19 л. (его брат Shkredoff, Archie, 21 г., погиб); Mazurak, Iwan “John”, 22 г.; Gryszkiewicz, Antoni, 26 л.; Taracsewics, Iwan, 42 г.; Junczyk, Egor, 24 г.; Bozenof, Dennis, 34 г.; Bozenof, Philate, 35 л. (Layton J. Kent, Lusitania).

[14] Очевидно – Abramowitz, Samuel, 36 л., 2-й класс. (LaytonJ.Kent, Lusitania).

[15] Очевидно, ошибка газеты. Скорее всего, речь идет о Егоре Юнчике, допрошенном Чрезвычайной следственной комиссией.

[16]Очевидно – Antila, (Aino), 25 л.; Antila, Carl, 4 г.; Antila, Jan, 3 г., 3-йкласс. (Layton J. Kent, Lusitania).

[17] «Лузитания» погружалась в воду носовой частью.

[18] Русское слово. 1915.8 мая.

[19] Не исключено, что это были те же самые люди, с которыми беседовал А. Кааран из «Русского слова».

[20] Интересно, что в их рассказе фигурировала – совершенно недостоверно – погибшая героической смертью дочь капитана Тернера. О ней также было сообщено в «Петроградских ведомостях» 15 мая.

[21]Blankman, Judka, 37 л. (Layton J. Kent, Lusitania). В «Русском слове» указано, что ему 39 лет, «высокий, плотный, он производит впечатление человека большой физической силы».

[22] Причина была в другом – шесть из 25 котлов «Лузитании» были законсервированы для экономии угля; эта мера снизила ее максимальную скорость с 25 до 21 узла.

[23] Неточность Бланкмана. «Лузитания» не могла появиться в Северном море, так как направлялась в Ливерпуль на западном побережье Англии.

[24] Вновь ошибка Бланкмана – катастрофа произошла 7 мая.

[25] На допросе Чрезвычайной следственной комиссии Бланкман показал, что потерял на «Лузитании» 150 долларов и багаж стоимостью в 160 долларов.